» » Зимовье на Студеной — Мамин-Сибиряк Д.Н. Наши зимовья

Зимовье на Студеной — Мамин-Сибиряк Д.Н. Наши зимовья

Старик лежал на своей лавочке, у печи, закрывшись старой дохой из вылезших оленьих шкур. Было рано или поздно – он не знал, да и знать не мог, потому что светало поздно, а небо еще с вечера было затянуто низкими осенними тучами. Вставать ему не хотелось; в избушке было холодно, а у него уже несколько дней болели и спина и ноги. Спать он тоже не хотел, а лежал так, чтобы провести время. Да и куда ему было торопиться? Его разбудило осторожное царапанье в дверь, – это просился Музгарко, небольшая, пестрая вогульская собака, жившая в этой избушке уже лет десять.

– Я вот тебе задам, Музгарко!.. – заворчал старик, кутаясь в свою доху с головой. – Ты у меня поцарапайся…

Собака на время перестала скоблить дверь своей лапой и потом вдруг взвыла протяжно и жалобно.

– Ах, штоб тебя волки съели!.. – обругался старик, поднимаясь с лавки.

Он в темноте подошел к двери, отворил ее и все понял, – отчего у него болела спина и отчего завыла собака. Все, что можно было рассмотреть в приотворенную дверь, было покрыто снегом. Да, он ясно теперь видел, как в воздухе кружилась живая сетка из мягких, пушистых снежинок. В избе было темно, а от снега все видно – и зубчатую стенку стоявшего за рекой леса, и надувшуюся почерневшую реку, и каменистый мыс, выдававшийся в реку круглым уступом. Умная собака сидела перед раскрытой дверью и такими умными, говорящими глазами смотрела на хозяина.

– Ну, што же, значит, конец!.. – ответил ей старик на немой вопрос собачьих глаз. – Ничего, брат, не поделаешь… Шабаш!..

Собака вильнула хвостом и тихо взвизгнула тем ласковым визгом, которым встречала одного хозяина.

– Ну, шабаш, ну, што поделаешь, Музгарко!.. Прокатилось наше красное летечко, а теперь заляжем в берлоге…

На эти слова последовал легкий прыжок, и Музгарко очутился в избушке раньше хозяина.

– Не любишь зиму, а? – разговаривал старик с собакой, растопляя старую печь, сложенную из дикого камня. – Не нравится, а?..

Колебавшееся в челе печки пламя осветило лавочку, на которой спал старик, и целый угол избушки. Из темноты выступали закопченные бревна, покрытые кое-где плесенью, развешанная в углу сеть, недоконченные новые лапти, несколько беличьих шкурок, болтавшихся на деревянном крюку, а ближе всего сам старик – сгорбленный, седой, с ужасным лицом. Это лицо точно было сдвинуто на одну сторону, так что левый глаз вытек и закрылся припухшим веком. Впрочем, безобразие отчасти скрадывалось седой бородой. Для Музгарки старик не был ни красив, ни некрасив.

Пока старик растоплял печь, уже рассвело. Серое зимнее утро занялось с таким трудом, точно невидимому солнцу было больно светить. В избушке едва можно было рассмотреть дальнюю стену, у которой тянулись широкие нары, устроенные из тяжелых деревянных плах. Единственное окно, наполовину залепленное рыбьим пузырем, едва пропускало свет. Музгарко сидел у порога и терпеливо наблюдал за хозяином, изредка виляя хвостом.

Но и собачьему терпенью бывает конец, и Музгарко опять слабо взвизгнул.

– Сейчас, не торопись, – ответил ему старик, придвигая к огню чугунный котелок с водой. – Успеешь…

Музгарко лег и, положив остромордую голову в передние лапы, не спускал глаз с хозяина. Когда старик накинул на плечи дырявый пониток, собака радостно залаяла и бросилась в дверь.

– То-то вот у меня поясница третий день болит, – объяснил старик собаке на ходу. – Оно и вышло, што к ненастью. Вона как снежок подваливает…

За одну ночь все кругом совсем изменилось, – лес казался ближе, река точно сузилась, а низкие зимние облака ползли над самой землей и только не цеплялись за верхушки елей и пихт. Вообще вид был самый печальный, а пушинки снега продолжали кружиться в воздухе и беззвучно падали на помертвевшую землю. Старик оглянулся назад, за свою избушку – за ней уходило ржавое болото, чуть тронутое кустиками и жесткой болотной травой. С небольшими перерывами это болото тянулось верст на пятьдесят и отделяло избушку от всего живого мира. А какая она маленькая показалась теперь старику, эта избушка, точно за ночь вросла в землю…

К берегу была причалена лодка-душегубка. Музгарко первый вскочил в нее, оперся передними лапами на край и зорко посмотрел вверх реки, туда, где выдавался мыс, и слабо взвизгнул.

– Чему обрадовался спозаранку? – окликнул его старик. – Погоди, может, и нет ничего…

Собака знала, что есть, и опять взвизгнула: она видела затонувшие поплавки закинутой в омуте снасти. Лодка полетела вверх по реке у самого берега. Старик стоял на ногах и гнал лодку вперед, подпираясь шестом. Он тоже знал по визгу собаки, что будет добыча. Снасть действительно огрузла самой серединой, и, когда лодка подошла, деревянные поплавки повело книзу.

– Есть, Музгарко…

Снасть состояла из брошенной поперек реки бечевы с поводками из тонких шнурков и волосяной лесы. Каждый поводок заканчивался острым крючком. Подъехав к концу снасти, старик осторожно начал выбирать ее в лодку. Добыча была хорошая: два больших сига, несколько судаков, щука и целых пять штук стерлядей. Щука попалась большая, и с ней было много хлопот. Старик осторожно подвел ее к лодке и сначала оглушил своим шестом, а потом уже вытащил. Музгарко сидел в носу лодки и внимательно наблюдал за работой.

– Любишь стерлядку? – дразнил его старик, показывая рыбу. – А ловить не умеешь… Погоди, заварим сегодня уху. К ненастью рыба идет лучше на крюк… В омуте она теперь сбивается на зимнюю лежанку, а мы ее из омута и будем добывать: вся наша будет. Лучить ужо поедем… Ну, а теперь айда домой!.. Судаков-то подвесим, высушим, а потом купцам продадим…

Старик запасал рыбу с самой весны: часть вялил на солнце, другую сушил в избе, а остатки сваливал в глубокую яму вроде колодца; эта последняя служила кормом Музгарке. Свежая рыба не переводилась у него целый год, только не хватало у него соли, чтобы ее солить, да и хлеба не всегда доставало, как было сейчас. Запас ему оставляли с зимы до зимы.

– Скоро обоз придет, – объяснил старик собаке. – Привезут нам с тобой и хлеба, и соли, и пороху… Вот только избушка наша совсем развалилась, Музгарко.

Осенний день короток. Старик все время проходил около своей избушки, поправляя и то и другое, чтобы лучше ухорониться на зиму. В одном месте мох вылез из пазов, в другом – бревно подгнило, в третьем – угол совсем осел и, того гляди, отвалится. Давно бы уж новую избушку пора ставить, да одному все равно ничего не поделать.

– Как-нибудь, может, перебьюсь зиму, – думал старик вслух, постукивая топором в стену. – А вот обоз придет, так тогда…

Выпавший снег все мысли старика сводил на обоз, который приходил по первопутку, когда вставали реки. Людей он только и видел один раз в году. Было о чем подумать. Музгарко отлично понимал каждое слово хозяина и при одном слове «обоз» смотрел вверх реки и радостно взвизгивал, точно хотел ответить, что вон, мол, откуда придет обоз-то – из-за мыса.

К избе был приделан довольно большой низкий сруб, служивший летом амбаром, а зимой казармой для ночлега ямщиков. Чтобы защитить от зимней непогоды лошадей, старик с осени устраивал около казармы из молодых пушистых пихт большую загородку. Намаются лошади тяжелой дорогой, запотеют, а ветер дует холодный, особенно с солнцевосхода. Ах, какой бывает ветер, даже дерево не выносит и поворачивает свои ветви в теплую сторону, откуда весной летит всякая птица.

Кончив работу, старик сел на обрубок дерева под окном избушки и задумался. Собака села у его ног и положила свою умную голову к нему на колени. О чем думал старик? Первый снег всегда и радовал его и наводил тоску, напоминая старое, что осталось вон за теми горами, из которых выбегала река Студеная. Там у него были и свой дом, и семья, и родные были, а теперь никого не осталось. Всех он пережил, и вот где привел Бог кончать век: умрет – некому глаза закрыть. Ох, тяжело старое одиночество, а тут лес кругом, вечная тишина, и не с кем слова сказать. Одна отрада оставалась: собака. И любил же со старик гораздо больше, чем любят люди друг друга. Ведь она для него была все и тоже любила его. Не один раз случалось так, что на охоте Музгарко жертвовал своей собачьей жизнью за хозяина, и уже два раза медведь помял его за отчаянную храбрость.

– А ведь стар ты стал, Музгарко, – говорил старик, гладя собаку по спине. – Вон и спина прямая стала, как у волка, и зубы притупились, и в глазах муть… Эх, старик, старик, съедят тебя зимой волки!.. Пора, видно, нам с тобой и помирать…

Собака была согласна и помирать… Она только теснее прижималась всем телом к хозяину и жалобно моргала. А он сидел и все смотрел на почерневшую реку, на глухой лес, зеленой стеной уходивший на сотни верст туда, к студеному морю, на чуть брезжившие горы в верховьях Студеной, – смотрел и не шевелился, охваченный своей тяжелой стариковской думой.

Вот о чем думал старик.

Родился и вырос он в глухой лесной деревушке Чалпан, засевшей на реке Колве. Место было глухое, лесистое, хлеб не родился, и мужики промышляли кто охотой, кто сплавом леса, кто рыбной ловлей. Деревня была бедная, как почти все деревни в Чердынском крае, и многие уходили на промысел куда-нибудь на сторону: на солеваренные промыслы в Усолье, на плотбища по реке Вишере, где строились лесопромышленниками громадные баржи, на железные заводы по реке Каме.

Старик тогда был совсем молодым, и звали его по деревне Елеской Шишмарем, – вся семья была Шишмари. Отец промышлял охотой, и Елеска с ним еще мальчиком прошел всю Колву. Били они и рябчика, и белку, и куницу, и оленя, и медведя, – что попадет. Из дому уходили недели на две, на три. Потом Елеска вырос, женился и зажил своим домом в Чалпане, а сам по-прежнему промышлял охотой. Стала потихоньку у Елески подрастать своя семья – два мальчика да девочка; славные ребятки росли и были бы отцу подмогой на старости лет. Но Богу было угодно другое: в холерный год семья Елески вымерла… Случилось это горе осенью, когда он ушел с артелью других охотников в горы за оленями. Ушел он семейным человеком, а вернулся бобылем. Тогда половина народу в Чалпане вымерла: холера прошла на Колву с Камы, куда уходили на сплавы чалпанские мужики. Они и занесли с собой страшную болезнь, которая косила людей, как траву.

Долго горевал Елеска, но второй раз не женился: поздно было вторую семью заводить. Так он и остался бобылем и пуще прежнего занялся охотой. В лесу было весело, да и привык уж очень к такой жизни Елеска. Только и тут стряслась с ним великая беда. Обошел он медвежью берлогу, хорошего зверя подглядел и уже вперед рассчитал, что в Чердыни за медвежью шкуру получит все пять рублей. Не в первый раз выходил на зверя с рогатиной да с ножом; но на этот раз сплоховал: поскользнулась у Елески одна нога, и медведь насел на него. Рассвирепевший зверь обломал охотника насмерть, а лицо сдвинул ударом лапы на сторону. Едва приполз Елеска из лесу домой, и здесь свой знахарь лечил его целых полгода; остался жив, а только сделался уродом. Не мог далеко уходить в лес, как прежде, когда ганивал сохатого на лыжах верст по семидесяти, не мог промышлять наравне с другими охотниками, – одним словом, пришла беда неминучая.

В своей деревне делать Елеске было нечего, кормиться мирским подаянием не хотел, и отправился он в город Чердынь, к знакомым купцам, которым раньше продавал свою охотничью добычу. Может, место какое-нибудь обыщут Елеске богатые купцы. И нашли.

– Бывал на волоке с Колпы на Печору? – спрашивали его промышленники. Там на реке Студеной зимовье, – так вот тебе быть там сторожем… Вся работа только зимой: встретить да проводить обозы, а там гуляй себе целый год. Харч мы тебе будем давать, и одежду, и припас всякий для охоты – поблизости от зимовья промышлять можешь.

– Далеконько, ваше степенство… – замялся Елеска. – Во все стороны от зимовья верст на сто жилья нет, а летом туда и не пройдешь.

– Уж это твое дело; выбирай из любых: дома голодать или на зимовье барином жить…

Подумал Елеска и согласился, а купцы высылали ему и харч и одежду только один год. Потом Елеска должен был покупать все на свои деньги от своей охоты и рыбной ловли на зимовке. Так он и жил в лесу. Год шел за годом. Елеска состарился и боялся только одного, что придет смертный час и некому будет его похоронить.

II

До обоза, пока реки еще не стали, старик успел несколько раз сходить на охоту. Боровой рябчик поспел давно, но бить его не стоило, потому что все равно сгниет в тепле. Обозный приказчик всегда покупал у старика рябчиков с особым удовольствием, потому что из этих мест шел крепкий и белый рябчик, который долго не портился, а это всего важнее, потому что убитые на Студеной рябчики долетали до Парижа. Их скупали купцы в Чердыни, а потом отправляли в Москву, а из Москвы рябчиков везли громадными партиями за границу. Старик на двадцать верст от своей избушки знал каждое дерево и с лета замечал все рябиные выводки, где они высиживались, паслись и кормились. Когда выводки поспевали, он знал, сколько штук в каждом, но для себя не прочил ни одного, потому что это был самый дорогой товар, и он получал за него самый дорогой припас – порох и дробь. Нынешняя охота посчастливилась необыкновенно, так что старик заготовил пар тридцать еще до прихода обоза и боялся только одного: как бы не ударила ростепель. Редко случалась такая ростепель на Студеной, но могла и быть.

– Ну, теперь мы с тобой на припас добыли, – объяснял старик собаке, с которой всегда разговаривал, как с человеком. – А пока обоз ходит с хлебом на Печору, мы и харч себе обработаем… Главное – соли добыть побольше. Ежели бы у нас с тобой соль была, так богаче бы нас не было вплоть до самой Чердыни.

О соли старик постоянно говорил: «Ах, кабы соль была – не житье, а рай». Теперь рыбу ловил только для себя, а остальную сушил, – какая цепа такой сушеной рыбе? А будь соль, тогда бы он рыбу солил, как печорские промышленники, и получал бы за нее вдвое больше, чем теперь. Но соль стоила дорого, а запасать ее приходилось бы пудов по двадцати, – где же такую уйму деньжищ взять, когда с грехом пополам хватало на харч да на одежду? Особенно жалел старик, когда летним делом, в петровки, убивал оленя: свежее мясо портится скоро, – два дня поесть оленины, а потом бросай! Сушеная оленина как дерево.

Стала и Студеная. Горная холодная вода долго не замерзает, а потом лед везде проедается полыньями. Это ключи из земли бьют. Запасал теперь старик и свежую рыбу, которую можно было сейчас морозить, как рябчиков. Лиха беда в том, что времени было мало. Того и гляди, что подвалит обоз.

– Скоро, Музгарко, харч нам придет…

Собственно, хлеб у старика вышел еще до заморозков, и он подмешивал к остаткам ржаной муки толченую сухую рыбу. Есть одно мясо или одну рыбу было нельзя. Дня через три так отобьет, что потом в рот не возьмешь. Конечно, самоеды и вогулы питаются одной рыбой, так они к этому привычны, а русский человек – хлебный и не может по-ихнему.

Обоз пришел совершенно неожиданно. Старик спал ночью, когда заскрипели возы и послышался крик:

– Эй, дедушка, жив ли ты?.. Примай гостей… Давно не видались.

Старика больше всего поразило то, что Музгарко прокараулил дорогих, жданных гостей. Обыкновенно он чуял их, когда обоз еще был версты за две, а нынче не слыхал. Он даже не выскочил на улицу, чтобы полаять на лошадей, а стыдливо спрятался под хозяйскую лавку и не подал голоса.

– Музгарко, да ты в уме ли! – удивлялся старик. – Проспал обоз… Ах, нехорошо!..

Собака выползла из-под лавки, лизнула его в руку и опять скрылась: она сама чувствовала себя виноватой.

– Эх, стар стал: нюх потерял, – заметил с грустью старик. – И слышит плохо на левое ухо.

Обоз состоял возов из пятидесяти… На Печору чердынские купцы отправляли по первопутку хлеб, соль, разные харчи и рыболовную снасть, а оттуда вывозили свежую рыбу. Дело было самое спешное, чтобы добыть печорскую рыбу раньше других, – шла дорогая поморская семга. Обоз должен сломать трудную путину в две недели, и ямщики спали только во время кормежек, пока лошади отдыхали. Особенно торопились назад, тогда уж и спать почти не приходилось. А дорога через волок была трудная, особенно горами. Дорога скверная, каменистая, сани некованые, а по речкам везде наледи да промоины. Много тут погублено хороших лошадей, а людям приходилось работать, как нигде: вывозить возы в гору на себе, добывать их из воды, вытаскивать из раскатов. Только одни колвинские ямщики и брались за такую проклятую работу, потому что гнала на Печору горькая нужда.

В зимовье на Студеной обоз делал передышку: вместо двухчасовой кормежки лошади здесь отдыхали целых четыре. Казарму старик подтопил заранее, и ямщики, пустив лошадей к корму, завалились спать на деревянных нарах ямщичьим мертвым сном. Не спал только молодой приказчик, еще в первый раз ехавший на Печору. Он сидел у старика в избушке и разговаривал.

– И не страшно тебе в лесу, дедушка?

– А чего бояться, Христос с нами! Привычное наше дело, В лесу выросли.

– Да как же не бояться: один в лесу…

– А у меня песик есть… Вот вдвоем и коротаем время. По зимам вот волки одолевают, так он мне вперед сказывает, когда придут они в гости. Чует… И дошлая: сама поднимает волков. Они бросятся за ней, а я их из ружья… Умнеющая собака: только не скажет, как человек. Я с ней всегда разговариваю, а то, пожалуй, и говорить разучишься…

– Откуда же ты такую добыл, дедушка?

– Давно это было, почитай годов с десять. Вот по зиме, этак перед Рождеством, выслеживал я в горах лосей… Была у меня собачка, еще с Колвы привел. Ну, ничего, правильный песик: и зверя брал, и птицу искал, и белку все как следует. Только иду я с ним по лесу, и вдруг вот этот Музгарко прямо как выскочит на меня. Даже испугал… Не за обычай это у наших промысловых собак, штобы к незнакомому человеку ластиться, как к хозяину, а эта так прямо ко мне и бросилась. Вижу, што дело как будто неладно. А он этак смотрит на меня, умненько таково, а сам ведет все дальше… И што бы ты думал, братец ты мой, ведь привел! В логовине этак вижу шалашик из хвои, а из шалашика чуть пар… Подхожу. В шалашике вогул лежит, болен, значит, и от своей артели отстал… Пряменько сказать: помирал человек. На охоте его ухватила немочь, другим-то не ждать. Увидал меня, обрадовался, а сам едва уж языком ворочает. Больше все руками объяснял. Вот он меня и благословил этим песиком… При мне и помер, сердяга, а я его закопал в снегу, заволок хворостом да бревном придавил сверху, штобы волки не съели. А Музгарко, значит, мне достался… Это по речке я его и назвал, где вогул помирал: Музгаркой звать речку, ну, я и собаку так же назвал. И умный песик… По лесу идет, так после него хоть метлой подметай, – ничего не найдешь. Ты думаешь, он вот сейчас не понимает, што о нем говорят?.. Все понимает…

– Зачем он под лавкой-то лежит?

– А устыдился, потому обоз прокараулил. Стар стал… Два раза меня от медведя ухранял: медведь-то на меня, а он его и остановил. Прежде я с рогатиной ходил на медведя, когда еще в силе был, а как один меня починил, ну, я уж из ружья норовлю его свалить. Тоже его надо умеючи взять: смышлястый зверь.

– Ну, а зимой-то, поди, скучно в избушке сидеть?

– Привышное дело… Вот только праздники когда, так скушновато. Добрые люди в храме божьем, а у меня волки обедню завывают. Ну, я тогда свечку затеплю перед образом, и сам службу пою… Со слезами тоже молюсь.

Славный этот приказчик, молодой такой, и все ему надо знать. Елеска обрадовался живому человеку и все рассказывал про свою одинокую жизнь в лесу.

– У меня по весне праздник бывает, милый человек, когда с теплого моря птица прилетит. И сколько ее летит: туча… По Студеной-то точно ее насыпано… Всякого сословия птица: и утки, и гуси, и кулики, и чайки, и гагары… Выйдешь на заре, там стон стоит по Студеной. И нет лучше твари, как перелетная птица: самая божья тварь… Большие тыщи верст летит, тоже устанет, затощает и месту рада. Прилетела, вздохнула денек и сейчас гнездо налаживать… А я хожу и смотрю: мне Бог гостей прислал. И как наговаривают… Слушаешь, слушаешь, инда слеза проймет. Любезная тварь перелетная птица… Я ее не трогаю, потому трудница перед Господом. А когда гнезда она строит, это ли не Божецкое произволение… Человеку так не состроить. А потом матки с выводками на Студеную выплывут… Красота, радость… Плавают, полощутся, гогочут… Неочерпаемо здесь перелетной птицы. Праздником все летечко прокатится, а к осени начнет птица грудиться стайками: пора опять в дорогу. И собираются, как люди… Лопочут по-своему, суетятся, молодых учат, а потом и поднялись… Ранним утром снимаются с места, вожак в голове летит. А есть и такие, которые остаются: здоровьем слаба выйдет, или позднышки выведутся… Жаль на них глядеть. Кричат, бедные, когда мимо них стая за стаей летит. На Студеной все околачиваются. Плавают-плавают, пока забереги настынут, потом в полыньях кружатся… Ну, этих уже я из жалости пришибу. Што ей маяться-то, все равно сгибнет… Лебеди у меня тут в болоте гнезда вьют. Всякой твари свое произволенье, свой предел… Одного только у меня не хватает, родной человек: который год прошу ямщиков, штобы петушка мне привезли… Зимой-то ночи долгие, конца нет, а петушок-то и сказал бы, который час на дворе.

– В следующий раз я тебе привезу самого горластого, дедушка: как дьякон будет орать.

– Ах, родной, то-то уважил бы старика… Втроем бы мы вот как зажили! Скучно, когда по зимам мертвая тишь встанет, а тут бы петушок, глядишь, и взвеселил. Тоже не простая тваринка, петушок-то; другой такой нет, чтобы часы сказывала. На потребу человеку петушок сотворен.

Приказчика звали Флегонтом. Он оставил старому Елеске и муки, и соли, и новую рубаху, и пороху, а на обратном пути с Печоры привез подарок.

– Я тебе часы привез, дедушка, – весело говорил он, подавая мешок с петухом.

– Ах, кормилец, ах, родной… Да как я тебя благодарить буду? Ну, пошли тебе Бог всего, чего сам желаешь. Поди, и невеста где-нибудь подгляжена, так любовь да совет…

– Есть такой грех, дедушка, – весело ответил Флегонт, встряхивая русыми кудрями. – Есть в Чердыни два светлых глаза: посмотрели они на меня, да и заворожили… Ну, оставайся с Богом.

– Соболька припасу твоей невесте на будущую осень, как опять поедешь на Печору. Есть у меня один на примете.

Ушел обоз в обратный путь, и остался старик с петушком. Радости-то сколько!.. Пестренький петушок, гребешок красненький – ходит по избушке, каждое перышко играет. А ночью как гаркнет… То-то радость и утешение! Каждое утро стал Елеска теперь разговаривать со своим петушком, и Музгарко их слушает.

– Што, завидно тебе, старому? – дразнит Елеска собаку, – Только твоего ремесла, што лаять… А вот ты по-петушиному спой!..

Заметил старик, как будто заскучал Музгарко. Понурый такой ходит… Неможется что-то собаке. Должно полагать, ямщики сглазили.

– Музгарушко, да што это с тобой попритчилось? Где болит?

Лежит Музгарко под лавкой, положил голову между лапами и только глазами моргает.

Всполошился старик: накатилась беда неожиданная. А Музгарко все лежит, не ест, не пьет и голосу не подает.

– Музгарушко, милый!

Вильнул хвостом Музгарко, подполз к хозяину, лизнул руку и тихо взвыл. Ох, плохо дело!..

III

Ходит ветер по Студеной, наметает саженные сугробы снега, завывает в лесу, точно голодный волк, избушка Елески совсем потонула в снегу. Торчит без малого одна труба, да вьется из нее синяя струйка дыма…

Воет пурга уже две недели, две недели не выходит из своей избушки старик и все сидит над больной собакой. А Музгарко лежит и едва дышит: пришла Музгаркина смерть.

– Кормилец ты мой… – плачет старик и целует верного друга. – Родной ты мой… ну, где болит?..

Ничего не отвечает Музгарко, как раньше. Он давно почуял свою смерть и молчит… Плачет, убивается старик, а помочь нечем: от смерти лекарства нет. Ах, горе какое лютое привалилось!.. С Музгаркой умерла последняя надежда старика, и ничего, ничего не осталось для него, кроме смерти. Кто теперь будет искать белку, кто облает глухаря, кто выследит оленя? Смерть без Музгарки, ужасная, голодная смерть. Хлебного припаса едва хватит до крещенья, а там помирать…

Воет пурга, а старик вспоминает, как жил он с Музгаркой, как ходил на охоту и промышлял себе добычу. Куда он без собаки?

А тут еще волки… Учуяли беду, пришли к избушке и завыли. Целую ночь так-то выли, надрывая душу. Некому теперь пугнуть их, облаять, подманить на выстрел… Вспомнился старику случай, как одолевал его медведь-шатун. Шатунами называют медведей, которые вовремя не залегли с осени в берлогу и бродят по лесу. Такой шатун – самый опасный зверь… Вот и повадился медведь к избушке: учуял запасы у старика. Как ночь, так и придет. Два раза на крышу залезал и лапами разгребал снег. Потом выворотил дверь в казарме и утащил целый ворох запасенной стариком рыбы. Донял-таки шатун Елеску до самого нельзя. Озлобился на него старик за озорство, зарядил винтовку пулей и вышел с Музгаркой. Медведь так и прянул на старика и наверно бы его смял под себя, прежде чем тот успел бы в него выстрелить, но спас Музгарко. Ухватил он зверя сзади и посадил, а Елескина пуля не знала промаха… Да мало ли было случаев, когда собака спасала старика…

Музгарко издох перед самым Рождеством, когда мороз трещал в лесу. Дело было ночью. Елеска лежал на своей лавочке и дремал. Вдруг его точно что кольнуло. Вскочил он, вздул огня, зажег лучину, подошел к собаке, – Музгарко лежал мертвый. Елеска похолодел: это была его смерть.

– Музгарко, Музгарко… – повторял несчастный старик, целуя мертвого друга. – Што я теперь делать буду без тебя?

Не хотел Елеска, чтобы волки съели мертвого Музгарку, и закопал его в казарме. Три дня он долбил мерзлую землю, сделал могилку и со слезами похоронил в ней верного друга.

Остался один петушок, который по-прежнему будил старика ночью. Проснется Елеска и сейчас вспомнит про Музгарку. И сделается ему горько и тошно до смерти. Поговорить не с кем. Конечно, петушок – птица занятная, а все-таки птица и ничего не понимает.

– Эх, Музгарко! – повторял Елеска по нескольку раз в день, чувствуя, как все начинает у него валиться из рук.

Бедным людям приходится забывать свое горе за работой. Так было и тут. Хлебные запасы приходили к концу, и пора было Елеске подумать о своей голове. А главное, тошно ему теперь показалось оставаться в своей избушке.

– Эх, брошу все, уйду домой на Колву, а то в Чердынь проберусь! – решил старик.

Поправил он лыжи, на которых еще молодым гонял оленей, снарядил котомку, взял запасу дней на пять, простился с Музгаркиной могилой и тронулся в путь. Жаль было петушка оставлять одного, и Елеска захватил его с собой: посадил в котомку и понес. Отошел старик до каменного мыса, оглянулся на свое жилье и заплакал: жаль стало насиженного теплого угла.

– Прощай, Музгарко…

Трудная дорога вела с зимовья на Колву. Сначала пришлось идти на лыжах по Студеной. Это было легко, но потом начались горы, и старик скоро выбился из сил. Прежде-то, как олень, бегал по горам, а тут на двадцати верстах обессилел. Хоть ложись и помирай… Выкопал он в снегу ямку поглубже, устлал хвоей, развел огонька, поел, что было в котомке, и прилег отдохнуть. И петушка закрыл котомкой… С устали он скоро заснул. Сколько он спал, долго ли, коротко ли, только проснулся от петушиного крика.

«Волки…» – мелькнуло у него в голове.

Но хочет он подняться и не может, точно кто его связал веревками. Даже глаз не может открыть… Еще раз крикнул петух и затих: его вместе с котомкой утащил из ямы волк. Хочет подняться старик, делает страшное усилие и слышит вдруг знакомый лай: точно где-то под землей залаял Музгарко. Да, это он… Ближе, ближе – это он по следу нижним чутьем идет. Вот уже совсем близко, у самой ямы… Открывает Елеска глаза и видит: действительно, Музгарко, а с Музгаркой тот самый вогул, первый его хозяин, которого он в снегу схоронил.

«Ты здесь, дедушка? – спрашивает вогул, а сам смеется. – Я за тобой пришел…»

Дунул холодный ветер, рванул комья снега с высоких елей и пихт, и посыпался он на мертвого Елеску; к утру от его ямки и следов не осталось.

Надумали бык, баран, свинья, кот да петух в лесу зимовье строить. Бык стал брёвна носить да столбы тесать, баран -щепу драть, а свинья — глину месить, кирпичи делать, печку класть.
Кот с петухом тоже не сидели сложа руки: таскали мох, стены конопатили, крышу крыли.
Быстро друзья избу срубили, печку сложили, стены проконопатили, крышу покрыли и зажили счастливо.

Пришла лютая зима, затрещал мороз, а друзьям в зимовье тепло, живут — не горюют.
Узнали про это волк и медведь.
— Пойдем, — говорят, — в избушку, всех поедим, сами станем там жить.

Пришли, волк и говорит медведю:
-Иди ты вперед, ты здоровый.
-Нет, ты шустрей меня, иди ты вперед.

Вошел волк в зимовье и прямо на барана угодил. Заблеял баран страшным голосом:
— Бэ-э-э!
Петух крыльями захлопал:
— Ку-ка-ре-ку!
Соскочил кот с печи, зафыркал, набежал бык, рогами волка в бок, а свинья захрюкала:
— Хрю! Кого тут съесть?
Туго пришлось волку, едва жив из беды
вырвался. Бежит, медведю кричит:
— Ой уходи! Ой беги!

Услышал медведь, пустился наутёк.
Догнал волк медведя и говорит:
— Вошёл я в зимовье, вижу — уставился на
меня страшный и косматый. Наверху захлопало, внизу зафыркало. Выскочил из угла рогатый — мне рогами в бок, и кто-то кричит:
«Кого тут съесть?» Еле ноги унёс.
С той поры волк и медведь к избушке
близко не подходили.

Зимовье

З. в Сибири называется небольшая деревянная жилая постройка, устраиваемая в лесных таежных местах и по тундрам звероловами, или же на лесных или других малопроезжих дорогах, где не имеется постоянных людских жилищ и поселений, или же по берегам пустынных рек, озер, берегам моря, где производятся рыбные и звериные промыслы, но нет селений и деревень. З. также назывались жилые и нередко укрепленные строения, составлявшие первоначальные поселения в Сибири русских промышленников и казаков. Подобные З. устраивались при устьях важных рек или близ волоков, между двумя речными системами или при переправах. З. более постоянного типа, как, напр., станционные, на приисковых, таежных путях или же для постоянного обитания промышленников, состоят из прочно выстроенной избы, с хозяйственными постройками. На главных приисковых трактах, так называемых почтовых, З. обыкновенно заключает в себе несколько жилых построек. Такие З. стоят друг от друга в расстоянии 20-25-30 в. и непременно при речках или у перевозов через значительные таежные реки. Из промысловых З., построенных на низовьях Енисея и других сибирских рек, а также по побережью Северн. океана, многие в последнее время, по причине упадка звериного промысла в тундрах, заброшены и опустели. Из 39 З., числившихся, до 1860 г., по низовьям Енисея и Енисейской губе, теперь не более 12 (где одна, где две семьи и редко более). По тундре, от Енисея к р. Анабаре, к якутской границе, числилось прежде до 60 З., а в настоящее время, по той же причине, осталось не более 36 обитаемых. Из прежних казачьих З. Туруханское и Енисейское вскоре после их основания переименованы были в остроги, а затем в города, другие же впоследствии образовали селения. - По дорогам из Якутска в Охотск и Среднеколымск и далее вместо З. имеются "поварни", большей частью весьма плохо устроенные, на манер юрт или промысловых З.-избушек. Обыкновенно они стоят пустыми и никем не охраняются; только к проезду какого-нибудь начальствующего лица в поварнях производятся кое-какие поправки и к ним сгоняются временные обитатели-ямщики, из инородцев.

Н. Латкин.


Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. - С.-Пб.: Брокгауз-Ефрон . 1890-1907 .

Синонимы :

Смотреть что такое "Зимовье" в других словарях:

    Характеристика Длина 33 км Бассейн Баренцево море Бассейн рек Печора Водоток Устье 2 км по левому берегу прот. Ёль Курья … Википедия

    Кишлак, зимовник, зимовка, вежа, зимник, зимовище Словарь русских синонимов. зимовье см. зимовка Словарь синонимов русского языка. Практический справочник. М.: Русский язык. З. Е. Александрова. 2011 … Словарь синонимов

    ЗИМОВЬЕ, зимовья, ср. 1. Пребывание где нибудь зимой (обл.). Поехать домой на зимовье. 2. Место или помещение, где живут зимой или производят какую нибудь зимнюю работу. 3. Место, где зимуют рыбы и некоторые другие животные. Толковый словарь… … Толковый словарь Ушакова

    ЗИМОВЬЕ, я, род. мн. вий, ср. 1. То же, что зимовка (во 2 знач.). 2. Место, где зимуют животные, рыбы. Толковый словарь Ожегова. С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведова. 1949 1992 … Толковый словарь Ожегова

    зимовье - (неправильно зимовьё), род. мн. зимовий … Словарь трудностей произношения и ударения в современном русском языке

    зимовье - Отдельная хижина или небольшой поселок в полярной области, где люди живут в суровое зимнее время … Словарь по географии

Начиная с этого поста, я поведу рассказ о своём таёжном зимовье. Оно - одно из тех немногих ценностей в жизни, которыми я по настоящему дорожу и которые очень люблю.
Но прежде чем начать подробный рассказ о его строительстве, поведаю предысторию.
Зимой 1989 года мы с моим другом Максом построили на этом самом месте первую избушку. Мне тогда было 15 лет, Макс же был на год меня старше. Избушка была неказистой, быстро вымерзала, так как сделана была из тонких досок. Единственным утеплением были одеяла точно такие же, какие выдают в поездах. Такими одеялами мы оббили внутренние стены нашего жилища. О том как мы её строили зимой в 45-градусные морозы, как завозили доски, как носили их на руках по нескольку километров, как рубили топором мёрзлый хлеб, чтобы наспех перекусить у костра, можно писать повесть. Что я, наверное, когда-нибудь и сделаю.
Прожило наше первое зимовьё недолго - всего четыре года. В сентябре 1992 года его кто-то сжёг. Все лучшие юношеские дни, все лесные приключения, все разговоры ночами напролёт о любимых девчонках, о будущем, о жизни (казавшейся нам тогда такой простой и понятной), остались на том пепелище. Потом, став взрослым, охотясь, собирая грибы или бруснику в тех местах, я обязательно заходил на "наше зимовьё". С каждым годом признаков, что здесь когда-то подолгу жили люди становилось всё меньше и меньше. Угли всё больше и больше затягивало травой и молодыми берёзками. И лишь немногие сохранившиеся после пожара вещи говорили о том, что эта поляна среди леса была когда-то обитаема. Я любил каким-нибудь тихим и тёплым осенним днём сидеть на стволе рухнувшей рядом старой лиственницы и ни о чём не думать, кроме тайги и кроме детства. Это место всегда отдавало моей издерганной житейскими проблемами душе покой.
И вот ровно через двадцать лет мы строим зимовьё снова. На этом же самом месте. Так совпало, что Макс, давно уже переселившийся в одну из деревень Красноярского края, приехал на лето в родные края.
А вот и мы: я - слева, Макс - справа.

Так выглядело место, где было наше старое зимовьё. Правда лет пять назад мне пришлось производить здесь тотальную прополку, избавляясь от тонких чахлых берёзок, выросших с меня ростом и занявших всё свободное место на поляне.

Начали 25 июля 2009 года. За два дня расчистили место и положили оклад - первый венец, основа всей будущей стройки.

Подготовили брёвна для нескольких будущих венцов, распилили по размеру, ошкурили. Перед выходом положили ещё полвенца.

Здесь я хотел бы подробнее рассказать о нашей верной помощнице - бензопиле "Partner P350". Эта самая дешёвая пила на сегодняшний день, она считается любительским инструментом, рекомендуется для непродолжительных работ на даче и загородном доме. В народе её презрительно называют "сучкорезом" за её сравнительно малую мощность. Забегая вперёд скажу, что на протяжении всей стройки работала пила безотказно, порой по 14 часов день вместо положенных 2-х (как рекомендовано в паспотре). А потом - зимой мы ей с таким же успехом пилили дрова. Инструмент, хоть прошёл уже год, до сих пор в строю и до сих пор работать на нём - одно удовольствие. Так что и недорогие вещи бывают иногда сделаны качественно.

А стройка том временем продолжалась. Один за одним росли венцы. Начались дожди, поэтому над костром соорудили небольшой навес из листа оцинкованной жести.

Ценя каждую минуту, мы почти не отвлекались от работы. Раз в три часа пили чай с печеньем или бутербродами. Два раза в день запаривали "Доширак". Да и несмотря на тяжёлую физическую работу есть почему-то не хотелось.

Бывали дни когда с утра и до вечера шёл дождь - иногда моросящий, а иногда и ливень. Тогда мы подбрасывали побольше дров в костёр, чтобы можно было время от времени подойти и погреться, надевали плащи-химзащиту и работали дальше. Вот Макс на фото:

В дождь производительность нашего труда падала в разы. Плащи не сильно спасали от вездесущей влаги. Брёвна были скользкими и напоминали большие куски мыла. Бывало что за день делали только полвенца. Ну и настроение было под стать погоде - хмурое. Но стройка тем не менее продолжалась. Уже постелили пол. Медленно но верно росли венцы один за одним. И вот уже видны очертания будущей избушки (мы с Максом на нашем языке называли это "контуры прорисовываются"). В таком примерно контексте: "Ну вот, уже какие-то контуры прорисовываются!"

Рядом начали кровельные работы. Проектируем и собираем крышу нашего будущего жилища. На земле подготовить конструкцию гораздо легче.

На следующем фото - черта. Это второй по значимости наш инструмент после бензопилы. Делали её сами (вернее делал Макс). В магазинах я никогда ничего подобного не видел.

В самом названии инструмента уже заложено его предназначение. Чертой причерчивают брёвна. Брёвна ведь не бывают идеальной формы, несмотря на кажущуюся округлость и правильность формы, имеют бугры, вспучины, неровности от спиленных сучков. Линия проведённая по двум брёвнам, отмечает все неровности и изгибы, и если выпилить паз по правильно причерченным брёвнам, они плотно лягут друг на друга, не оставляя щелей.

Причерчиваемое бревно надо положить на то место, где оно впоследствии будет находиться, зафиксировать его, чтоб не играло, не раскачивалось и не дай бог не упало. Чем точнее будут причерчены брёвна, тем меньше работы будет потом с их подгонкой к друг другу. Поэтому здесь спешить не надо. Бывает, конечно, что даже старательно причерченное бревно потом никах не хочет ложиться на своё место и можно потратить полдня на его подгонку. А бывает и наоборот - разметил наспех, а оно легло, как будто всё время там было. Сейчас Макс продемонстрирует как выглядит на практике перечерчивание брёвен:

После того, как бревно причерчено, его нужно снять, перевернуть нашими отметками вверх, и выбрать паз бензопилой. Сначала пилим вдоль, делая от трёх до пяти продольных надрезов (в зависимости от толщины бревна).

Затем пилим поперёк, здесь количество надрезов неограниченно. Чем чаще будут поперечные надрезы, тем легче потом будет выбирать паз.

Выбирают паз топором, сначала нужно обухом выбить все "кубики", которые напилили. А потом уже зачистить и подправить, подрубить паз. (К моему большому сожалению фото бревна с выбранным пазом не сохранилось). Затем бревно переворачиваем и кладём на сруб, на то бревно по которому причерчивали, не забыв перед этим положить на нижнее бревно мох, лучше влажный.

Теперь сделаю небольшое лирическое отступление, которое посвящу доскам. Доски... О, это наверное самая тяжёлая часть стройки. Дороги к зимовью нет. Довезли на лесовозе до заброшенного карьера. А потом около 2 км - на себе. Всего было 65 досок. Из них 17 сороковок и 48 дюймовок. Доски 3-й сорт, сырые и тяжёлые. Носили так: сначала 1 сороковка + 1 дюймовка (17 ходок). Потом перетаскали все дюймовки, по три доски за один раз (10 ходок). Носили три дня, ещё и четвёртый немного захватили.

Ну вот, сруб наконец поднят. Постелен потолок, выставлены стропила. Всё чётче и чётче "прорисовываются контуры".

Пора выпиливать оконный проём. Кстати раму со стеклом нашли на заброшенном карьере. Так что проём подгоняли уже под размер найденной рамы.

Такое получилось у нас окно:

Стою я на крыше, смотрю куда-то вдаль. И отчего же такая тяжесть и печаль на душе? Да просто Макс завтра уезжает. Мы не виделись с ним 6 лет до этого. Сколько ещё не увидимся?..

На этом наше с Максом совместное строительство заканчивается. У него появились неотложные дела и он уехал домой. Достраивали мы зимовьё уже с женой - Юлькой.
Во время стройки заметил что живность, обитающая по соседству с нами, очень быстро привыкла к нашему присутствию, к ежедневному рёву бензопилы и стуку топоров. Видимо поняли, что мы не представляем для них опасности и перестали бояться. На старой, уже почти полностью заросшей ольховником просеке часто замечали рябчиков убегающих по земле, несколько раз видели маленькую абсолютно непугливую сову, которая с любопытством и удивлением разглядывала нас своими большими заспанными глазами, наклоняя голову то влево, то вправо, подпуская к себе менее чем на полтора-два метра. Ещё одной нашей соседкой была белка которая жила на дереве возле стройки и промышляла тем, что ненавязчиво и весьма деликатно подбирала остатки съестного с нашего стола. В отличие от бурундуков, которые занимались откровенными грабежами "в промышленных масштабах". Жаль что фотоаппарат не всегда был под рукой, да и в те редкие моменты, когда я всё-таки брал его в руки, я предпочитал запечатлевать моменты нашей стройки, так как они уже не повторятся, а зверьё я всегда успею пофотографировать.

Этим летом и осенью было много грибов. Подосиновики вырастали до огромных размеров - десятилитровое ведро можно было наполнить с одной хорошей поляны. Хотя встречались "крепыши", которые сами были размером с ведро. Но такие большие подосиновики есть уже не безопасно, что-то там в них уже накапливается, так что лучше не рисковать. Много было волнушек и подольховников (на фото именно подольховники). Всё время преследовало искушение - набрать подосиновиков, отварить, потом пожарить с маслом и луком, можно даже без картошки... но дорога была каждая минута и времени не оставалось не только на сбор и приготовление грибов, но и на то чтобы просто поснимать их на фотоаппарат.

А ещё во время стройки я неосторожно попил в жару ледяной воды из ручья и заболел ангиной. Симптомы начались ночью, когда спал у костра. Утром ко всему прочему зарядил дождь. Я вдруг почувствовал себя бесконечно вымотавшимся и обессилившим. Предложил Максу съездить на денёк домой - отдохнуть. Добравшись до квартиры, первым делом померил температуру - на градуснике было 39,2. Но ангина прошла также внезапно, как и началась. Три дня была высокая температура и жар, а на четвёртый я проснулся абсолютно здоровым. Но я что-то отвлёкся от нашей стройки. Итак, я остановился на том, что Макс уехал и достраивали зимовьё мы уже вдвоём с женой.

Прибили несколько досок и решили сразу вырезать проём под трубу. Завожу пилу и приступаю...

Отпиливаю лишний торчащий конёк:

Нашиваем с Юлькой доски на стропила. Ну вот полкрыши уже готово.

Покрываем рубероидом...

И переходим на другую сторону.

Здесь тоже обшиваем доской и попутно наводим "красоту".

Доски пришили, надо и на этой стороне крыши рубероид стелить. Стою и думаю, как же удобнее это будет сделать. Говорю Юльке: "Придётся, наверное, лестницу сколотить, без неё никак не получится". В общем, пока размышлял не заметил как жена уже на крышу залезла и кричит мне оттуда чтоб нёс рубероид. "У нас, - говорит, - на лестницу полдня уйдёт, а рубероид и так постелить можно.

В общем, не ожидал в ней таких строительных талантов. Да так ловко у неё всё получилось. Она колотила, прибивала, а я так, на подхвате, как в той присказке - принеси, подай, пошёл на фиг, не мешай! (шутка).

Наводим последний лоск, устраняем мелкие дефекты. В одном месте порвали рубероид когда разматывали. Скорей всего в том магазине где мы его купили, он хранился лёжа. Пришлось заделывать дыру. Для этого поджёг кусок рубероида и закапал её горячим гудроном.

А вот самый торжественный момент - первая затопка печки. Всё - зимовьё ожило, задышало. Вот ещё одной таёжной избушкой больше стало. Свершилось таинство...

Зимовьё построено. И я заканчиваю свой рассказ. Подведу итоги. Строили с 25 июля 2009 года по 23 августа 2009 года. Почти месяц, это с перерывами. Вообще же на стойку ушло полных 14 дней. Можно было построить и быстрее, но сильно мешали дожди, сводя темпы работ на нет. К тому же 4 дня из 14 мы носили доски и другие материалы. Израсходовано 10 литров 92-го бензина и 10 литров масла для цепи. Потребовалось стройматериалов: доска "дюймовка" 3-й сорт - 48 штук, доска "сороковка" 3-й сорт - 17 штук, рубероид - 2 рулона, утеплитель "изовер" - 1 рулон, ну и мелочёвка всякая - гвозди разных "калибров", ручки дверные, крючки, скобы, и инструмент - топоры, колун, гвоздодёры прочее.

ОТКРЫТИЕ СЕЗОНА

Через неделю, после того, как мы достроили нашу избушку, открылась осенняя охота на водоплавающую дичь. Но наша первая охота оказалась не очень удачной.

Мы пришли на зимовьё вечером. Вскипятили чай, растопили печку в избушке. Ночью немного пофотографировались при помощи вспышки. Вот так наше зимовьё выглядит изнутри.

Встали в пять часов утра. Позавтракали и пошли на озеро. Всю зорьку просидели в холодных и мокрых от росы кустах, но даже не увидели ни одной утки. Не хотели они что-то летать. Когда взошло солнце, мы, чтобы не было так скучно, сфотографировались сами и немного поснимали природу.

На озере было много голубики, она была давно вызревшей и имела приятный винный привкус. В то утро мы наелись голубики до отвала...

В десять часов вернулись на . После бессонного утра хотелось спать. Юлька заснула, а я, поворочавшись на нарах, встал и занялся мелкими бытовыми делами. К трём часам дня начал накрапывать дождь. Нам надо было возвращаться. Я вскипятил чайник и разбудил жену. Мы неторопясь попили чай с бутербродами и пошли домой.

Осенний сезон охоты на уток был в 2009 году очень коротким - менее четырёх недель. За это время нам так и не удалось больше сходить на зимовьё. Мы охотились несколько раз в других местах. А на своей избушке побывали в следующий раз только в октябре.

ЛУЧШЕЕ ВРЕМЯ В ГОДУ

Со дня на день должны были лечь снега.
На зимовье много недоделанных мелких дел. Надо утеплить дверь, загерметизировать зазор между разделкой потолка и трубой, заготовить дров... Поэтому, несмотря на неотложные дела, мы с женой решаем съездить на выходных в лес.

Жена к тому же болеет гриппом, пьёт таблетки. Предлагал - может не поедем сейчас, но она настояла - поедем.
В тайге тихо. Даже сойки с кедровками куда-то подевались. Не видно и не слышно ни души. И мы идём молча, разговаривать, нарушать тишину не хочется. Молчим, думая каждый о своём.
Погода - лучшая, которая только может быть: солнце, лёгкий морозец, не жарко и не холодно. Когда свернули на марь, выяснилось, что она подмёрзла. Идёшь не проваливаясь, как по асфальту. Нет комаров и мошек. Это лучшая погода и лучшее время года в тайге.

Вот я присел и всматриваюсь во что-то на тропе... Как думаете, что я там разглядываю? Помёт косули. И это в каких-то тридцати метрах от избушки!!

А вот и избушка. И снова радостное чувство на душе. Радостно от того, что за время нашего отсутствия не было посторонних и никто не напакостил, радостно от того, что мы снова здесь. Всё вокруг обсыпано рыжей лиственничной хвоей. Кажется что под ногами - мягкий ковёр.

Затопили печь, развели костёр, вскипятили чай.
Юлька, выпив очередную таблетку от гриппа, прилегла на несколько минут. В итоге проспала практически весь день. Я не будил её - пусть спит. За это время утеплил дверь и дверную коробку полосками войлока. Наколол дров. Делал всё без суеты, никуда не торопясь. Но самое главное - утеплил зазор том месте где труба проходит через потолок. На одном охотничьем форуме спрашивал совета как лучше сделать, откликнулись многие и по делу. Но выбрал совет Дмитрия (om_babai), как самый простой.
Вот фотографии того, как было и как стало:

Я нашёл неподалёку выворотень - большой корень упавшей лиственницы. Набрал из под него земли. Вернее это даже не земля в том значении, в котором многие себе представляют, а скорее суглинок, что-то среднее между песком, глиной. Обложил трубу камнями (маленькими и большими в укладку, чтоб зазоров меньше было), отодвинул изовер, насыпал три таза суглинка, и снова прикрыл всё вокруг изовером. Я потом долго сомневался, правильно ли я сделал, будет ли держать тепло, не просыпется ли, не будет ли чрезмерно накаляться от жара во время интенсивной топки печи? Но, забегая вперёд, скажу что все мои опасения и сомнения были напрасными. Зимой земля немного просыпалась во внутрь - на печку. Но зато не было щелей. Тепло не расходовалось напрасно. И если я сейчас - в марте - сижу перед компьютером и пишу эти строки, это может означать лишь одно, что и в плане пожароопасности подобная герметизация вполне безопасна.

Вот так прошли наши выходные дни. В неспешных и приятных делах, и в тишине. Вернулись из тайги почти выздоровевшими. Тайга всё лечит - и нервы и грипп. О чём этот отчёт? Да собственно ни о чём. Просто об осени, о тайге, о последних днях перед долгой северной зимой...

ПЕРВАЯ ЗИМА

Вот и настала первая зима. Столько планов было, столько идей и задумок... Хотел открыть путики в разных направлениях от избушки: к реке, к озёрам, вверх по ещё не изведанному ключу... Но до самого Нового года вырваться из города не мог - не пускала важная и срочная работа. Потом планировал уйти утром 1 января на месяц безвылазно - опять не получилось. В итоге выбирался за зиму на избушку несколько раз, проводя там по нескольку дней. Но хоть так, чем вообще никак. Планам моим сбыться не удалось, но я не огорчаюсь. Считаю что это была подготовка к следующим - более удачным сезонам. Причём, если учесть что до этого я много лет зимой вообще не охотился, то эта зима вполне удалась для первого раза. Я не буду подробно рассказывать о каждой охоте. Обобщу свои вылазки в один небольшой пост...

Заезжали на зимовьё утром 4 января с товарищем. Шли без лыж. Время на дорогу ушло раз в 5-6 больше чем по твёрдой тропе. Снега в тайге было по колено, но кое-где и выше. За спиной тяжёлые рюкзаки, в руках - сумки. А лыжи благополучно сохли дома (сохла медленно-медленно эпоксидка, которой приклеивал площадку под крепление). Лыжи завезли уже в другой раз, когда были с женой...
С лыжами вообще целая история вышла. Сначала я долго выбирал их в магазинах. Сразу исключил пластик, искал короткие и широкие обычные деревянные лыжи. Понравилось творение вологодских мастеров под названием "Егерь". Длина 165 см, ширина 17,5 см. Взял сразу две пары. Но был в них один недостаток - площадки под крепление шли в комплекте, но отдельно от самих лыж. То есть приделывать их надо было самостоятельно. Никаких инструкций к лыжам не прилагалось и никаких разметок под площадки на лыжах (разумеется!) не было. На одном охотничьем форуме мне подсказали как лучше собрать этот "конструктор". Для приклеивания площадки я купил эпоксидный клей. Но в первый же вечер испортил его - в упаковке были две ёмкости: пластиковый флакон с эпоксидной смолой и небольшая склянка с отвердителем. Я, недолго думая, вылил во флакон со смолой весь отвердитель, перемешал полученную смесь, плотно закрыл крышку и положил под струю тёплой воды из под крана. Приготовил всё необходимое: лыжи, запчасти к лыжам... Через 15 минут взял в руки клей, отвинтил крышку, заглянул во внутрь и... не увидел там его. Вместо клея внутри флакона я обнаружил - камень янтарь. Видели когда-нибудь? Твёрдый, чуть прозрачный, красивый... но абсолютно не пригодный для склеивания чего-либо. Кто же знал, что на флакон смолы надо добавить всего 1/10 часть из бутылька с отвердителем. И вообще, зачем столько лишнего отвердителя? И почему нельзя было сразу как-то подобрать пропорции в упаковке? В общем, клей был испорчен. В магазине, где его покупал, он уже закончился. На поиски клея по другим торговым точкам, на смешивание новой порции, на приклеивание и сушку площадок потребовалось дополнительное время, поэтому и оказались в этот раз без лыж.
К обеду с перерывами и перекурами добрались всё-таки до избушки. Вот она - стоит одинокая, заметенная снегами.

Поездки откладывались одна за одной и всё время в голове была нелепая мысль - дверь там у меня открыта. Хотя, казалось бы, ну и что с того. Ну открыта и что? Кстати уровень снега видно по Андрюхе - напарнику. Он во весь рост стоит. Это не много и не мало - это обычная у нас норма. Просто одно дело ходить по такому снегу на хороших широких лыжах, другое дело топать ногами. Первым делом взялись за лопату - отвоёвывать у зимы своё жизненное пространство.

Ну вот - так уже лучше. И вид жилой избушка приобрела.

Первые два дня занимались заготовкой дров. Сухая лиственница - на растопку и для приготовления еды. Сырая - для ровного и долгого тепла. Поскольку это была наша первая зима, пришлось привыкать и приспосабливаться к новой избушке и к новой печке. На пятую или шестую ночь окончательно приноровились. Определили опытным путём сколько и каких дров закладывать и с каким интервалом. В итоге получается так, что загрузив печь толстыми сырыми поленьями, уложенными на хорошие угли часов в 11 вечера, получали комфортное тепло, которого хватает до 7.30 утра. Комфортное тепло - это когда спишь всю ночь не укрываясь и не залезая в спальник и не испытываешь чувства холода. Тёплое зимовьё получилось, не зря летом с пазами возились, лапы плотнее подгоняли. Все эти лишние дни, потраченные на строительстве летом, зимой окупились.

В следующие выходные ездили с женой, привезли лыжи. Раньше она на них никогда не ходила, но попробовав, сказала, что теперь это её любимый вид передвижения по тайге. В первый день обследовали окрестные сопки, но почти не встретили признаков жизни, за исключением пары старых беличьих следов. Утром следующего дня решили идти на озёра - в долину реки. Вот спускаемся по распадку к подножию сопок.

Путик этот мы впоследствии хорошо раскатали. И спускаться вниз было трудно; гораздо труднее, чем подниматься. Я, как более отчаянный, за время спуска обычно раз пять выпрыгивал из лыж на большой скорости в сугробы. Жена, как более аккуратная и осмотрительная, затрачивала на спуск немного больше времени, но ни разу на нём не упала.

На озёрах и в пойме реки стали попадаться заячьи тропы и наброды рябчиков, но сами обитатели леса на глаза нам не показывались. Добрались до озера Дальнего (название я изменил). Чуть левее от того места где сейчас стоит жена, сразу за обломанными берёзками, много лет находилось зимовьё моего друга Сани. Хорошее зимовьё было и мужик хороший был. В тот год, когда он умер, его зимовьё сгорело. Весной на пепелище несколько раз видел огромного старого чёрного глухаря. Мне иногда кажется, что это не глухарь, а неприкаянная Санина душа живёт на останках сгоревшего зимовья.

За спиной около десяти километров по целине. Солнце покатилось за горизонт, усилился ветер. Пора возвращаться на зимовьё.

До нашей избушки три километра. Эта лыжня ведёт прямо к ней.

Утром 10 января на выходе домой взяли рябчика. Любопытная птица вылетела на тропу прямо перед нами.

Все последующие поездки на зимовьё мало отличались одна от другой. В основном они уходили на обследование мест, в которых держится та или иная дичь. Кроме следов рябчиков и зайцев нам несколько раз попадались следы косули и глухариные лунки. Я всё время собирался открыть путик вверх по ключу, уходящему в предгорья Станового хребта, далеко от жилых мест, но этой зимой не успел. Надеюсь мои планы сбудутся в следующем сезоне. Я думаю дичи и зверя в той стороне будет гораздо больше. В одну из поездок брал с собой младшего сына Димку. Он с семи лет со мной на охоте и на рыбалке. Любит тайгу, правда любовь эта постепенно вытесняется страстью к компьютерным играм, и в последнее время вместо поездки в лес он всё чаще и чаще предпочитает провести время перед монитором, на котором мелькает притягательная, весёлая, динамичная виртуальная действительность.

Но я всё таки надеюсь, что увлечение компьютерными стрелялками с возрастом пройдёт, как всё поддельное и ненастоящее, а любовь к тайге, скитаниям и походам, к охоте и рыбалке останется на всю жизнь и с возрастом будет только усиливаться.

Ну вот, собственно, и весь рассказ о прошедшей зиме. Напоследок прицеплю вот эту фотографию - с зайцами (а кто не разглядел зайцев на фото, я не виноват). И буду ждать следующей зимы. Да-да... Сейчас, в марте, все мои друзья и знакомые ждут лета и тепла. И только я один скучаю по снегу, морозу, скрипу лыж по накатанному путику...

ПРОСНУЛИСЬ ЗВЕРЬКИ...

Вчера ездили с товарищем на зимовьё. Надо было привести лыжи, которые в феврале перед уходом закопали в снег рядом с избушкой и которые, как я думал, уже вытаяли из под него и теперь рассыхаются на солнце. Но, если в городе снег уже весь почти растаял, то в тайге по-прежнему лежат сугробы выше колена. По бывшей просеке поднимались очень тяжело, сразу вспомнил, как заезжали охотиться зимой. Такой же глубокий снег. Только теперь он вдобавок был влажным, как губка, так что через пять минут ходьбы мои ноги промокли насквозь.
На избушке долго не задержались, не топили печку, не пили чай. Откопали лыжи. Они оттаяли из под снега, но немного. Рассохнуться ещё не успели.

Сразу после короткого перекура двинули обратно. Часть пути прошли на лыжах. Как всегда брал с собой фотоаппарат, но настроения снимать не было, а те кадры, что всё-таки отснял, посмотрел дома и удалил, кроме 3-4 фоток (в том числе со зверьком).
На карьере немного постреляли из ружья по "тарелочкам". В качестве "тарелочек" служили пластиковые бутылки, наполненные на 1/3 или 1/2 водой. Один подкидывает бутылку вверх, другой стреляет. При попадании бутылка эффективно "взрывается" пеной от воды! Мне очень польстило, что мои выстрелы были довольно результативны, у меня было около 70% попаданий, тогда как Андрюха попал по "тарелочке" всего один раз. Свои промахи он мотивировал тем, что "не привык к горизонталкам" (камень в огород моего ИЖ-43). Но может он и прав в чём-то - он в последнее время больше пользовался мелкашкой и ТОЗ-34.
На краю карьера заметили бурундука, наблюдающего с лиственницы за "взрослыми мужскими играми" абсолютно сонными и мало что понимающими глазами. Он спокойно выдержал не только звуки стрельбы по "тарелочкам", но и фотосессию, которую мы ему устроили, лишь взгляд его как бы говорил: "Да отстаньте вы! Меня и так поднять-подняли, а разбудить забыли!" Хотя немного странно было то, что снега ещё полно, а ему не спится. Но видно уже настоящая весна не за горами, раз зверьки проснулись...

Давно уже собирался сделать обзор по зимухам нашего края. Снятый ролик строительства зимовья

И мои комментарии там, подхлестнул к этому обзору. Там я ляпнул про "спички" , а теперь каюсь - у нас оказывается тоже с таких же бревен делают. Более того - есть такие зимухи, что удивлен, что в них не только летом можно не замерзнуть. Ну в общем если заинтриговал - смотрим по-порядку.

Чаще, конечно, наши зимовья все таки сделаны из добротных по диаметру деревьев. Все таки холодная зима у нас еще не отменялась, хотя количество таких морозных деньков за зиму и снизилось, сроки похолоданий сдвинулись.

Сразу бы сказать, что законно построенных зимух очень мало. Более того - лично я смысла в этих узакониваниях не вижу. Знаю не мало случаев, что люди сдуру пробили законность постройки, а все равно зимовьё спалили. И спалили те, кто и разрешил, чужими руками, естественно. Поэтому этот вопрос я не вижу смысла обсуждать - 99,9% зимух не законные постройки. Ну и поэтому раскрывать расположение зимух я не буду. Но они были и будут строиться в тайге.

Лучше рассмотрим как и из чего они строятся и что при этом получаем.

Самое хорошее зимовье из уцелевших - это назовем его №1. Зимовье построено в середине 70-х годов прошлого века! Но и сейчас в нем уютно и комфортно даже в морозы. Основная часть используемых бревен около 35-40см в диаметре. Размер самого помещения около 4,5х5,5м.

И оно постоянно в чем то усовершенствуется - крышу заменили с рубероида на металл. Пристройки и банька. Зимовье двухэтажное и это дает много преимуществ. Во-первых нижняя часть сможет разместить одновременно много людей без лишней суеты. На фото ниже даже схемку нарисовал.

А лесенка ведет на спальный второй этаж. И там может улечься десятка два людей.

Ну ясно, что такое зимовье для большой толпы и подъехать можно близко. А если охотники, то коллектив. Это зимовье в общем то туристы строили. Охотники строят, как правило, меньшие зимушки, так как многие охотятся не большими компаниями. Вот и моё первое зимовье такое.

Тут фото каккое то не очень удачное, оно есть в галерее в более качественном виде

Размер всего 2,7х2,8м и большую часть занимают нары. В углу печка, с другой стороны - столик. Такая планировка внутреннего пространства охотничьего зимовья встречается чаще всего. И от размеров зимовья это мало зависит - зимовье больше-меньше, а внутри места едва разойтись двоим.


И примерно так внутрях

Сделано по принципу - пришел ночью, затопил печку, согрелся, обсушился, поел, поспал и утром еще затемно ушел далее. Жить в таких зимухах в общем то не планируется, а если и приходится, то не более чем двоим, иначе уже тесновато. Что бы было комфортнее - увеличивают размеры зимовья или снижают спальное, увеличивают проходы между столиком и печкой. Тогда уже двое-трое могут спокойно ходить в зимухе. Вот ниже фото - просторная зимуха для двоих, но оно почти в два раза крупнее моего. Зато туда нормально можно не только для переночевать прийти. Хорошо, если уже перед постройкой задумываешься о том, что возможно, когда нибудь и пожить там захочется для души.

Ну в общем то зимовье уже определились какое строить и где. Рассмотрим из каких материалов строится у нас зимуха. Зимовье №1 , как уже говорил, строилось из очень толстеньких бревен. Кроме этого перехлест на венцах тоже не слабый. Такое строение держит лучше тепло. А если это еще и такие хоромы, то такое требование обязательно.

С такими венцами можно строить и из более тонких деревьев и держать тепло будет хорошо. А если это и не большое зимовье, то тем более. И тут же видно какой замок крепления бревен применен для постройки. Такой перехлест наиболее популярен в зимухах. Видимо наиболее простой при изготовлении. Их в общем то два вида, но не буду вдаваться в тонкости - они схожи, просто один проще делать. Хотя и не экономный. Может кто то скажет "какая там экономия - лес рубят, щепки летят..." У каждого свое отношение к этому. Зачем рубить лишнего, если умеешь экономнее. Строим в основном из сосен, но можно и осины (полегче и не так жалко), елки и кедры - реже используются, хотя смотря какой лес. Но при постройке нижних венцов обязательно используют листвяк. Этому материалу не страшна сырость и такие зимовья дольше сохраняются от гниения. На фото выше это заметно - более сорока лет зимухе, а бревна из листвяка лучше выглядят.

Экономнее замки вровень со стенкой. Но и их я бы разделил на два типа. Первый это под шканты, то есть,что бы не развалилось зимовье, венцы скрепляют шкантами и вид у замка прямой.
.В общем то нормально держится всё. А у меня на зимухе я применил типа "самостягивающийся" замок. Бревна на краях имеют такую конструкцию, что уклоны входят друг в друга так, что скрепляется все в крепкую конструкцию. Вот фото с постройки моего зимовья, видно лучше, чем могу объяснить.

В изготовлении это может и сложно, но при определенной сноровке и некоторых инструментов вполне быстро. И экономнее, легче, крепче. Ну и мне больше нравится такое.

Теперь хотелось бы показать зимухи, в которых применяли облегченный тип постройки. Ниже фото стенки зимухи, которая сделана моими друзьями. Они промысловики, часто на несколько дней приезжают. То есть это зимовье не выживать, а проживать и с комфортом, как уже показывал выше - зимуха просторная и для двоих места много. Но вот стены там не имеют желобков перехлёста! Бревна клали друг на друга с хорошим слоем мха. И если бы не ночевали там при минус 25, то с первого взгляда сказал бы, что зимой в таком зимовье надо топить печку сутками в полную силу. Но нет, тепло было.


И как видно - бревна в основном тоже не толще 20см. И вообще многие даже не ошкурены, а зимухе уже лет 20 и не гниет, не разваливается. Более того - с этого зимовья перехожу на обзор крыши. Многие зимухи утепляют сверху толстым слоем земли, не редко под полметра. Тут же просто накат бревен в один ряд, сверху рубероид, мох и усё! Феномен какой то, но там тепло! Может это все соединения так утеплены, что щелей вообще нет, и мох всюду толстым слоем. Не думал, что этого хватит. Внутри крыша смотрится так:
Видно, что со временем образовывались щели, но их заделали пеной. Тоже не редко такое видно в зимухах. А что - пена мало места занимает в рюкзаке, а хватает на большую площадь. Но все же многие зимухи на крыше имеют хороший слой утеплителя. Сфотать это сложно бывает. Поэтому перехожу к материалу самой крыши. Как уже показал на зимовье №1 крыша с металло\профиля. Такое редко можно увидеть. Для этого зимовье должно быть очень близко к дороге. Если печку можно поднатужиться и притащить - это жизненно важно. Если рубероид вполне можно протащить и далеко, то листы это уже слишком шикарно... Хотя некоторые не навороченные листы тащат, а простую жестянку. Это делает крышу прочнее, особенно, если рядом остались большие деревья, с которых в бурю может прилететь сломанная ветка и пробить рубероид. Некоторые листы укладывают не только на крышу, но и с боков. Это и против пожаров хорошая защита.

И все таки практичнее на крыше рубероид.

Жесть тоже нужна в любом случае - над печкой её укладывают, что бы не протекало и от трубы не загорелись деревяшки стен и крыши. Но одно дело принести пару листов, другое для всей крыши. Но встречаются еще и экзотические крыши - из дранки! И ведь представьте себе - держит от влаги дождей и талого снега! К сожалению не сфотал инструмент, которым делают дранку в тайге. Ну это как коса, только одной толщины и с краев выступы, по которым бьют топором то с одной, то с другой стороны и дерево ровненько (ну относительно ровненько) расклинивается по слоям, а далее уже половинки доводят до нужной толщины плоские деревяшки. Занятие муторное и шумное, но в глубинке иначе и не получается. Это сейчас много чего можно хоть куда закинуть на снежике или вездеходе и то не всюду.

Вроде с этим ясно. Но это еще не всё, что обеспечивает тепло в студёную зимнюю ночку. Самое главное - печка! Каких только печек не видел на зимухах. И большие и маленькие. Кирпичные и железные обложенные кирпичом или камнями. Если печка простая железяка, то она быстро нагреет помещение и уже через полчасика можно снимать теплые одёжки.
Еще через час разденешься до нижнего белья, а через час выскочишь голышом и нырнешь в снег. Но как только печка израсходовала заложенные дрова, то через час хочется одеть рубашку, а через три тулуп... Особенно если с тонких бревен стены. Если печка кирпичная, то только через несколько часов перестанет пар изо рта валить. Но зато и на следующий день хватит закинуть охапки дров и в помещении будет тепло. Поэтому чаще всего в зимухах делают печки с железа, а по краям укладывают кирпичи или камни, которые забирают часть тепла, накапливают его и потом, когда печка утухнет, отдают тепло в остывающее помещение зимухи. В общем то тепло распределяется и по бревнам стен и крыши, поэтому чем они толще - тем больше тепла аккумулируют и дольше сохраняется комфорт. Только надо знать, что контакт железяки печки с кирпичами по верху или в самой горячей зоне, может привести к прогоранию в некоторых случаях стенки печки. Ну и не буду много говорить про истины - чем длиннее труба, тем лучше тяга и меньше дыма от печки, а это тоже не маловажно.

Все мы знаем законы физики - тепло поднимается вверх. Поэтому в основном печки устанавливают ниже. Ну хотя бы ниже уровня нар, так то важнее не замерзнуть когда спишь. Но вот зачем устанавливать печки под потолком мне не совсем понятно. Тем не менее есть и такие.
Ну и еще что дает тепло в зимухе - нижняя часть. Если там сделана хорошая завалинка, то тепло будет еще лучше держаться, особенно при продолжительном проживании. Ну и как отвод воды от дождей и талых.
Можно было бы поговорить про окна, но от них в основном комфорт дневного пребывания на зимовье, а насколько они влияют на сохранение тепла больше зависит от типа окна.

К сожалению мне не попадаются сейчас зимухи-землянки. А когда то в них мы тоже оставались ночевать. И замечено, что в землянке намного теплее, меньше требуется топить печку. Точнее её не требуется топить дополнительно ночью. Часть стен зимухи и основная часть крыши, находится под слоем земли (ну ясно, что требуется хорошая влаго/защита бревен) и теплу позже уже некуда уходить, по крайней мере не так быстро, как в окружающий холодный воздух обычных зимух. Главное хорошо протопить её и проветрить чуток.

Вот такие я смог показать типы наших зимовий для охоты и туризма. Много чего не смог показать - и так слишком много. Спасибо Андрею (metkii) за предоставленные фото зимух из своего фото архива. В общем то я ему и предлагал давно уже сделать ролик по такому обзору, но нет времени собраться и сделать, а ведь это надо все эти зимухи обойти и снять на видео. Мне тут проще - фото и специально делал и с архивов взял. Показанные зимухи как общего пользования, так и сугубо индивидуального, как бы засекреченные. Не хотелось бы вызвать бурю злобы от хозяев, если вдруг увидят тут свою зимуху. Я знаю Законы Тайги и стараюсь их соблюдать. Вот хотелось бы и от самих хозяев понимания этих Законов. А есть и такое, что оставляют у зимухи еду, оставляют на столе тарелки с едой, а потом удивляются - почему мишка пришел и всё разворотил. Мишки и так любопытны, а запахи чуют отменно и не упустят похозяйничать на зимухе пришельцев. Еще очень негативно бывает, когда заходишь в зимуху, а в нос запах керосина, вперемешку с носкаином и от обуви. На нарах обувь, валяется одежда комом, от которой воняет бичами, а над нарами труселя. Вот пик культуры и цивилизации. Хотя может так от непрошенных гостей...

Лично мне противно было бы оставаться на ночевку в таком зимовье, так что тактика верная.

Соблюдайте чистоту, порядок и ваше зимовье вспомнят добрым словом, а не плюнут на труселя и уйдут.